Неточные совпадения
Они сидели
в углу
вагона, громко разговаривая и, очевидно, зная, что внимание
пассажиров и вошедшего Катавасова обращено на них.
Ехал он
в вагоне второго класса,
пассажиров было немного, и сквозь железный грохот поезда звонким ручейком пробивался знакомый голос Пыльникова.
— О, нет! Это меня не… удовлетворяет. Я — сломал ногу. Это будет материальный убиток, да! И я не уйду здесь. Я требую доктора… — Офицер подвинулся к нему и стал успокаивать, а судейский спросил Самгина, не заметил ли он
в вагоне человека, который внешне отличался бы чем-нибудь от
пассажира первого класса?
Впереди, перед первым классом, стояла только небольшая толпа народа, всё еще смотревшая на тот
вагон,
в который внесли княгиню Корчагину. Остальной народ был уже весь по местам. Запоздавшие
пассажиры, торопясь, стучали по доскам платформы, кондуктора захлопывали дверцы и приглашали едущих садиться, а провожающих выходить.
В одном из
вагонов третьего класса, с рассвета, очутились друг против друга, у самого окна, два
пассажира, — оба люди молодые, оба почти налегке, оба не щегольски одетые, оба с довольно замечательными физиономиями, и оба пожелавшие, наконец, войти друг с другом
в разговор.
На одной станции у небольшого города, здания которого виднелись над рекой, под лесом,
в вагон, где сидел Матвей, вошел новый
пассажир.
Матвей удивлялся уже ранее, что здесь, по-видимому, нет особых
вагонов для «простого народа», а теперь подумал, что такого молодца
в таких штанах, да еще с сигарой, едва ли потерпят рядом с собой остальные
пассажиры, несмотря даже на его новый цилиндр, как будто украденный.
Когда группа актеров окружила на платформе М. Н. Ермолову, пока
пассажиры торопились
в буфет пить кофе (тогда еще вагонов-ресторанов не было), а аккуратный Осип Андреевич Правдин побежал наблюдать за выгрузкой багажа, к
В. П. Далматову подошел небольшого роста офицер.
В руке Зарубина блестел револьвер, он взмахивал им, точно камнем, и совал вперёд; на площадку лезли люди с улицы, встречу им толкались
пассажиры вагона, дама визгливо рыдала...
Вокзал железной дороги, зала для
пассажиров 1-го класса; направо от актеров дверь
в виде арки, ведущая
в другую залу; прямо стеклянная дверь, за ней видна платформа и
вагоны; на середине, поперек комнаты, длинный стол, на нем приборы, бутылки, канделябры и ваза с цветами.
Пассажиров в нашем
вагоне было только двое — старушка с мужем, оба очень неразговорчивые, и те вышли на одной из станций, и я остался один.
В промежутки между
вагонами пассажирского поезда видно, как снуют
пассажиры и прохаживается рыжий краснолицый жандарм; лакей во фраке и
в белой как снег манишке, не выспавшийся, озябший и, вероятно, очень недовольный своею жизнью, бежит по платформе и несет на подносе стакан чаю с двумя сухарями.
Однажды с почтового поезда сняли безбилетного
пассажира, и это было праздником для скучающего жандарма. Он подтянулся, шпоры звякнули отчетливо и свирепо, лицо стало сосредоточенно и зло, — но счастье было непродолжительно.
Пассажир заплатил деньги и торопливо, ругаясь, вернулся
в вагон, а сзади растерянно и жалко тренькали металлические кружки, и над ними расслабленно колыхалось обессилевшее тело.
Со станции Бологое, Николаевской железной дороги, трогается пассажирский поезд.
В одном из
вагонов второго класса «для курящих», окутанные вагонными сумерками, дремлют человек пять
пассажиров. Они только что закусили и теперь, прикорнув к спинкам диванов, стараются уснуть. Тишина.
Почувствовав, что поезд тронулся и покатился, Иосаф Платонович заметался, затрясся, кинулся внутрь
вагона, наступив на ноги двум спавшим
пассажирам, потом метнулся назад, высунулся
в окно, звал, кричал и наконец, быстро оторвавшись от окна, кинулся опрометью к двери и едва был удержан на вагонной ступени кондуктором: иначе он непременно слетел бы вниз и был бы или разрезан на рельсах, или сдавлен между буферами.
Через полчаса Подтягин, придумав извинительную фразу, которая бы удовлетворила
пассажира и не умалила его достоинства, входит
в вагон.
Вагон грузно грохотал. Поезд останавливался на каждой станции, свистел, дымил, выпускал и принимал
пассажиров. Теркин сидел
в своем углу, и ничто не развлекало его. К ним
в отделение влезла полная, с усиками, барыня, нарядная, шумная, начала пространно жаловаться на начальника станции, всем показывала свой билет первого класса, с которым насилу добилась места во втором.
В углу сидел Теркин и смотрел
в окно. Глаза его уходили куда-то, не останавливались на толпе. И на остальных
пассажиров тесноватого отделения второго класса он не оглядывался. Все места были заняты. Раздавались жалобы на беспорядок, на то, что не хватило
вагонов и больше десяти минут после второго звонка поезд не двигается.
Быть может, ему было грустно и не хотелось уходить от красавицы и весеннего вечера
в душный
вагон, или, быть может, ему, как и мне, было безотчетно жаль и красавицы, и себя, и меня, и всех
пассажиров, которые вяло и нехотя брели к своим
вагонам. Проходя мимо станционного окна, за которым около своего аппарата сидел бледный рыжеволосый телеграфист с высокими кудрями и полинявшим скуластым лицом, офицер вздохнул и сказал...
Прохаживаясь по платформе, я заметил, что большинство гулявших
пассажиров ходило и стояло только около одного
вагона второго класса, и с таким выражением, как будто
в этом
вагоне сидел какой-нибудь знаменитый человек. Среди любопытных, которых я встретил около этого
вагона, между прочим, находился и мой спутник, артиллерийский офицер, малый умный, теплый и симпатичный, как все, с кем мы знакомимся
в дороге случайно и не надолго.
В вагоне I класса,
в узком коридорчике, столпилась у открытого окна кучка знакомых между собою
пассажиров, которым не спится. Они стоят, сидят на выдвинутых лавочках, и одна молоденькая дама с вьющимися волосами смотрит
в окно. Ветер колышет занавеску, отбрасывает назад колечки волос, и Юрасову кажется, что ветер пахнет какими-то тяжелыми, искусственными, городскими духами.
Петербургский поезд опоздал на двадцать минут. Последним из
вагона первого класса вышел
пассажир в бобровой шапке и пальто с куньим воротником.
Голоса повышались. И по всему
вагону, во всех купе и
в коридорчике кричали, препирались и ругались.
В наше купе ломились новые
пассажиры.
И во всех эшелонах было то же. Темная, слепая, безначально-бунтующая сила прорывалась на каждом шагу.
В Иркутске проезжие солдаты разнесли и разграбили вокзал. Под Читою солдаты остановили экспресс, выгнали из него
пассажиров, сели
в вагон сами и ехали, пока не вышли все пары.
Пассажиры крепко цеплялись за ручки и перила, чтоб их не оттиснули. Поручик-сапер заглянул
в промежуток между
вагонами и увидел, что ведущая
в вагон дверь не заперта. Когда жандарм отвернулся, он быстро вскочил на буфер, перепрыгнул на другой и исчез
в вагоне. Высокий военный врач старался поймать сапера за полы и
в негодовании кричал...
Подали поезд, штатские
пассажиры устремились
в вагоны.
Мы обошли
вагоны и предложили
пассажирам заблаговременно составить список всех едущих, чтобы
в Иркутске не бегать записываться каждому отдельно, а прямо представить список тому «начальству», какое окажется
в Иркутске, — стачечному комитету или коменданту.
Из
вагонов вышло десятка полтора
пассажиров, видимо местных, судя по тому, что ни один из них не заботился о багаже, весь имея его
в руках,
в форме узлов, чемоданов, корзин, и вскоре все они покинули гостеприимную кровлю вокзала, не полюбопытствовав даже взглянуть на буфетные залы.
— Les voyageurs de l'exprès pour Bordeaux, en wagons, s'il vous plait! (
Пассажиры на курьерский поезд
в Бордо, прошу садиться
в вагоны!) — кричал сторож.
Сквозь полузамерзлые окна
вагона проникал розовый свет морозного утра.
В его отделении — для некурящих — было пусто. На одном диване, уткнувшись
в подушку, спал
пассажир, прикрытый шинелью.